Между прошлым и будущим, на краю настоящего

(вторая страница)

       Мне повезло, что Томас упал раньше, чем дошел до меня, иначе я бы была с ног до головы пропитана молоком - неприятно, но смешно.

        - О! Извините, мисс Энчестер, - Томас отчаянно пытался остановить кровь, шедшую из пореза на руке и при этом умудрялся собирать осколки стакана другой рукой.

        - Ничего, Томас. Я сама спущусь за молоком на кухню, только в следующий раз будь осторожнее. - Я спешила уйти: ненавижу запах и вид крови - это ужасный соблазн для меня, с тех пор как я не охочусь...

        Ужасно жалко, что я не могу видеть выражение вашего лица после последней строчки, мне было бы еще более жалко, если бы я узнала, что вы вампир - именно у моих сородичей последнее заявление вызвало бы наибольшие перемены в лице, как это не парадоксально. Надо ли объясниться? Думаю, надо. После тысячи лет я научилась преобразовывать свою силу: питаться чистой энергией солнца, огня, людей, наконец. Я даже могу теперь себе позволить такую маленькую радость, как стакан молока. Я стала на много слабее, чем была прежде, но для меня это не столь важно, как для других вампиров. Не помню, кто из них сказал (ха, ха, Мореа, вот и старческий склероз пришел), что "когда человек собирается убить тигра, это называется спортом, но когда тигр собирается убить человека, это называется кровожадностью", несомненно он относил эти слова к вампирам и был прав. А я, что я? Я до сих пор не могу думать целиком и полностью как вампир, во мне еще живут остатки человеческого сознания, что довольно странно при моем возрасте. Ну и черт с ним! Зато я не сухая старая колючка. Пока...

        Я спустилась по ветхой скрипучей лестнице, не произведя ни шороха, Томас всегда удивлялся этой моей способности, ведь сам он, проходя по лестнице, создает столько трескучего шума , что можно было подумать будто вот-вот весь дом рухнет. Как бы я не любила этот старый дом, но скоро надо будет искать новый, этот уже буквально разваливается по частям. Можно избегать привязанности к людям и этому научишься, да только от привязанности к вещам не сбежишь. Ну что? Жаль, очень жаль.

        На кухню я не пошла, а направилась в совершенно противоположную сторону. Там была моя мастерская - лишенное окон помещение, заставленное картинами, миниатюрными статуэтками, букетами сухих цветов и всевозможными инструментами художника. Это было мое самое любимое место для отдыха, работы, сна и особенно для размышлений, здесь царил тот живописный беспорядок, который сопровождает любую мою деятельность. Томасу сюда входить не разрешалось, так как он все время норовил прибраться в моем упорядоченном хаосе.

        Сегодня до шести часов вечера мне надо было закончить еще одну картину для выставки... Только упаси вас Бог подумать, будто я отличаюсь особенным талантом к живописи, у меня всего лишь крохотные способности. А как же выставка? Деньги, большие деньги всегда исполнят малейшую вашу прихоть.

        Этот портрет, который мне надо закончить, я задумала уже давно, но все никак не решалась его начать. Совсем недавно я поняла, кого мне хочется нарисовать: маленькую девочку с копной золотых кудряшек, обвитых голубыми атласными лентами, маленькую девочку с удивительными грустными взрослыми глазами - маленькое воплощение большого ужаса... Да, это Клавдия смотрит на меня сейчас с незаконченного портрета, смотрит и грустно улыбается: "Зачем вы это со мной сделали?".

        Теперь я понимаю, что мы с ней очень похожи, почти как сестры, разница только в том, что я выжила, а она нет...

        Огромный зал наполнен людским говором, ежеминутно меня окатывает волной запаха крови, я чувствую, как она пульсирует в жилах каждого из них и только железная выдержка помогает мне не наброситься на толпу и насытить себя. Я сижу в кресле около входа, высокий плечистый охранник, ему лет двадцать пять, пытается развлечь меня своей безудержной болтовней. О чем я думала, когда заводила с ним разговор? Да, иногда бывает приятно послушать нормальную русскую речь, а не этот английский, на котором говорит Томас, но охранник явно имел скромное понятие о цензурности своих выражений. После очередной его тирады, я постаралась изобразить на лице такую гримасу, которая недвусмысленно давала бы понять, что я думаю о своем собеседнике. Парень оказался сообразительным и тут же замолк, на его веснушчатом лице отобразилась глубокая мысль - он искал новую тему для разговора. Не успела я подумать, что он сейчас скажет очередную глупость, как охранник широко улыбнулся, показав неровные зубы:

   -  Вы любите читать комиксы?

        Он действительно это спросил, или мне послышалось? Неужели я выгляжу так, что со мной кроме как о комиксах и поговорить не о чем? Я встала и сказала, что мне надо отойти на минутку, надеюсь, эта минутка никогда не кончится. Я пошла в другой конец зала, где стояло небольшое серое кресло, здесь я собиралась устроить себе новый наблюдательный пункт.

        Народу в зале было не слишком много, но и не слишком мало, каждый ходил по залу с видом знатока, настоящего же знатока можно было узнать, как лебедя в толпе гусей. К портрету Клавдии никто не подходит, все бросают на него несколько взглядов и идут дальше. Странно. Мне этот портрет нравиться больше всего, я даже решила не выставлять его на продажу, он займет одну из пустых стенок в моей мастерской. От моих мыслей меня отвлек новый шум, я повернула голову к его источнику: у одной из картин стояла хорошо одетая пожилая дама, ее совершенно белые волосы были забраны на затылке в безупречный пучок, она держала за поводок маленького черного пуделя... ( Если я не ошибаюсь, табличка на двери гласит: "ВХОД С СОБАКАМИ ЗАПРЕЩЕН!"). Рядом со старушкой, как двустворчатый шкаф, стоял совершенно лысый мужчина, они оживленно спорили, причем пожилая дама явно одерживала победу. Она в исступлении указывала маленькой желтой морщинистой рукой на одну из моих картин и говорила, что не потерпит такого безнравственного полотна в квартире своего сына. Я пригляделась к картине, на ней была изображена обнаженная нимфа с прозрачными зелеными крыльями - ничего особенного, тем более безнравственного. Через несколько минут старушка успокоилась и, высокомерно подняв голову, прошествовала к выходу, за ней , как провинившийся мамонт, плелся ее сынок. Я с трудом сдерживала прорывавшийся наружу смех, это было не легко.

        "Все это, конечно, прелестно, - скажете вы - но нельзя ли ближе к теме?" Pardon, я действительно немного заболталась... Ах, да, Лестат! Честно, в то время я про него забыла, но еще до выставки решила, что встречусь с ним завтра, к этому времени он, повинуясь моему зову, должен быть в Москве. И зачем только мне все это было нужно?

        Дверной колокольчик мелодично звякнул, возвещая о приходе очередного посетителя - ничего особенного. Вернее было "ничего особенного" до того, как я обратила свое внимание на человека, вошедшего в зал. Если бы у меня сохранилась вся мимика смертных, то выражение моего лица нельзя было бы описать одним скучным определением "удивление", но в тот момент оно не изменилось, лишь слегка приподнялись брови. У вошедшего были белокурые волосы до лопаток, голубые глаза и мертвенно бледная кожа, он был одет все в тот же черный бархатный костюм, только сверху еще было одето пальто того же цвета - этого всего было достаточно, чтобы понять: гость явился раньше времени... Мне стало как-то не по себе от такого поворота событий. Ну что ж, посмотрим насколько его появление было случайностью...

        Да, это действительно оказалось случайностью - мир тесен. Лестат, а это был именно он, даже не заметил меня и, что совсем не удивительно, сразу направился к портрету Клавдии. Мне стало жаль его: он долго стоял перед картиной, повернувшись ко мне спиной, словно статуя... Внезапно вампир поднял руку и положил ладонь на изображение! Какое варварство! Охранник паникующим взглядом посмотрел на меня, в ответ я покачала головой: не надо тревожить такого посетителя, даже если он слишком неосторожен с картинами (очень неосторожен, мне хотелось заскрипеть зубами, но мешались клыки). Постепенно ярость прошла, и пришло чувство вины... Я смотрела на неподвижную фигуру бессмертного, по ужасной случайности столкнувшегося с прошлым, с болью из прошлого...

        Каждый из вампиров потерял очень много в своей жизни и приобрел слишком много боли, у каждого из нас есть воспоминания, перед которыми мы бессильны, уязвимы, возможно они - это единственный кусочек человечности который у нас остался. У меня тоже есть свои воспоминания, есть серый гранитный камень на старом кладбище и алый ангел на камне, есть букет белых лилий, который я приношу на ту могилу каждый год, в один и тот же день... Есть слезы... Значит душа еще не умерла...

  - Простите, мисс, - вытащил меня из воспоминаний незнакомый голос и звук английской речи - мне сказали, что это ваши картины, я хотел бы купить одну из них. - я бросила гневный взгляд на охранника: как он смел сказать, кто хозяйка выставки! Но тот был в такой растерянности, что я... И тут до меня дошло: склонясь надо мной стоял Лестат и изо всех сил старался придать своему выражению лица вопросительный вид.

  - Какую картину вы хотели бы приобрести? - глупый вопрос конечно, но раз он еще не догадался, что я вампир, надо доиграть до конца роль смертной.

  - Вот эту. - он указал в ожидаемом направлении.

  - А, воспоминание... - тихо прошептала я.

  - Что? - он усердно делал вид, будто не расслышал. Браво, Лестат! Продолжаем игру!

  - Извините, эта картина не продается. - я действительно не собиралась ее продавать, не нужен ему этот лишний кусочек прошлого, возможно, не мне решать, но...

  - Назовите сумму.

  - Что?